Александр Лаптев - Звездная пыль
Мы сидели в комнате психологической разгрузки старшего командного
состава и громко разговаривали. Мы -- это командиры-межпланетники, штурманы
класса "А", первые замы командиров и помощники -- всего человек пятнадцать.
Шум стоял невообразимый: командный состав разгружался на полную катушку.
Собрание носило случайный характер: кто-то вернулся недавно из рейса и ждал
вызова к начальству с отчетом, кто-то пришел в Управление за новым
назначением, а кто-то (например, я), убегая от домашней скуки, просто
заглянул посидеть в приятной обстановке, поболтать о том о сем, узнать
свежие новости и увидеть давних и добрых товарищей. Уже третий месяц пошел,
как жил я на Земле в ожидании нового назначения. Первое время мне даже
нравилось безделье -- примерно с неделю, а потом сделалось нестерпимо
скучно. Скука усиливалась с каждым днем и душила, словно невидимый зверь,
запрыгнувший потихоньку сзади на плечи и обнявший за шею нежными, но
сильными и безжалостными лапами, или словно кошмар, приснившийся глубокой
ночью, когда просыпаешься весь в поту и глотаешь судорожно воздух.
Собственная квартира со всеми удобствами и чудесами техники начала казаться
мне чем-то вроде камеры-одиночки, к которой приговорили меня неизвестно за
какие прегрешения. Хотя нет, можно было догадаться, что такой длительный
перерыв в работе связан с последней аттестацией, имевшей место два месяца
назад. Это была ежегодная плановая проверка, которой подвергался весь без
исключения летный состав межпланетного космофлота. Все, кто находился
теперь в комнате, успешно прошли эту аттестацию и уже успели слетать по
разу -- кто на Луну, кто к Марсу, кто к Юпитеру. А Костя Грохальский
умудрился обернуться до Плутона и теперь рассказывал, ожесточенно махая
руками и бегая от окна до двери, про свой героический полет. За орбиту
Юпитера летали не каждый день (о Плутоне и говорить нечего), поэтому
слушали с интересом; спрашивали о напряженности электромагнитного поля в
означенном пространстве, о дивергенции ионизационных потоков, о динамике
солнечной активности, о метеоритной обстановке и еще о многом, о чем
нормальный человек никогда бы интересоваться не стал. Постоянно кто-то
входил и выходил, опоздавшие к началу просили повторить то, о чем другие
уже слышали, затевался спор; шум, гам, дым до потолка -- обычная обстановка
для комнаты психологической разгрузки старшего командного состава.
Внезапно Грохальский повернулся ко мне.
-- Андрей! А ты что, все на Земле сидишь?
-- Сижу, -- ответил я без энтузиазма.
-- А что такое? Тебя что, на тэ-эм-пэ забраковали? -- Для Кости
Грохальского ТМП -- теория межпланетных перелетов -- была самым завальным
предметом, и он полагал теперь, что и все должны на нем резаться.
-- Да нет, -- я вынужден был разочаровать покорителя космических
глубин, -- за "перелеты" я получил восемьдесят семь баллов.
-- Восемьдесят семь? -- повторил Грохальский, невольно понижая голос
и оглядываясь на остальных. -- А в чем тогда дело?
-- Не знаю, -- пожал я плечами. Допрос этот был не совсем приятен
мне, как неприятны любые расспросы о каких угодно личных неудачах. -- Там
ведь много всяких проверок, наверное, чем-нибудь не угодил, -- проговорил я
и отвернулся, давая понять, что тема исчерпана.
-- Ну уж если таких будут забраковывать, то кто им тогда и нужен, --
заключил благородный Костя, и все согласно закивали. Последовали
сочувственные возгласы, взгляды, исполненные жалости, вздохи и какие-то
причмокивания, и наконец, я поднялся и вышел в коридор.
А там я сразу столкнулся с руководителем полетов -- крупным мужчиной
сильного сложения, похожим немного на медведя.
-- А-а-а, Пагин, ты-то мне и нужен! -- увидев меня за несколько
шагов, закричал он.
-- Здравствуйте, Андрей Ильич, -- проговорил я, пожимая его
необъятную руку.
-- Я уж хотел домой посылать за тобой, а мне сказали, что ты здесь
где-то бродишь.
Сердце мое забилось в радостном предчувствии, но я никак не выдал
себя.
-- Что-нибудь случилось? -- спросил я равнодушно, а сам лихорадочно
вспоминал, какие в ближайшее время стартуют корабли.
-- Пойдем ко мне, сейчас все узнаешь! -- И он чуть не силой потащил
меня за собой. Я знал Ильича не первый год, а потому нисколько не обиделся
на такое обращение.
Мы поднялись лифтом на семнадцатый этаж, который оккупировали
многочисленные мелкие и крупные начальники огромного нашего ведомства, и,
пройдя ряд сверкающих полировкой дверей, вошли в просторный кабинет,
обклеенный сверху донизу модным серым пластиком и заставленный настоящей
деревянной мебелью красивого шоколадного цвета (сочетание цветов и стилей
не совсем подходящее, но о вкусах, как известно, не спорят). За длинным
прямоугольным столом сидели двое. Сначала я не обратил на них особого
внимания -- ну сидят и сидят. Сразу видно, что не космонавты: один уже
старик, лысый и в очках, а другой хоть и молод, но тоже для полетов никак
не подходит -- худой, сутулый, с каким-то затравленным взглядом; я бы не
доверил такому обычный автомобиль. Едва кивнув сидящим, я сделал два шага и
опустился на стул возле стены.
...Краткий отрывок книги для ознакомления...
|