Геннадий Николаев - Белый камень Эрдени
-----------------------------------------------------------------------
Авт.кн. "День милосердия". Изд. "Советский писатель", Л., 1986.
OCR & spellcheck by HarryFan, 18 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
1. РАССКАЗЫВАЕТ ВИТАЛИЙ КРУГЛИКОВ, НАЧАЛЬНИК АКУСТИЧЕСКОЙ ЛАБОРАТОРИИ
Я никогда не вру - это один из моих главных принципов. Жить с
принципами, по-моему, куда легче. Чем больше принципов, тем лучше: один
принцип вытесняет другой, и в результате вы никогда не попадете в
безвыходное положение. У меня принципов много, жизнь постоянно обновляет и
совершенствует их. Изобретение принципов - мое хобби.
Я люблю свою работу, люблю ковыряться в звуковой аппаратуре, извлекать
из нее различные комбинации звуков. Люблю свою семью: жену Ирину и сына
Александра. Люблю вкусно поесть, побольше и пожирнее - этакие большие,
громоздкие блюда, вроде бифштекса с яйцом и жареным картофелем или мясное
филе под соусом с грибами, а на ужин - горку блинов с топленым маслом или
тарелочки три-четыре оладьев со сметаной и смородиновым вареньем. Люблю
почитать на сон грядущий какой-нибудь детективчик или просто полежать,
глядя в телевизор или размышляя о космосе. Мой вес при росте сто пятьдесят
восемь сантиметров сто двадцать пять килограммов, - представляете, какой
я? В поперечнике я почти такой же, как и в высоту, и это, по мнению жены,
самый главный мой недостаток. От себя добавлю: и единственный, потому что
других просто-напросто нет.
Итак, начну с начала. Мы встречали Новый год. Собрались у нас, в нашей
просторной квартире. Пришло человек десять: мои товарищи по работе,
звуковики, и подруги Ирины, врачихи со своими мужьями. Все было, как
всегда, хорошо: сытно и вкусно, э-э, то есть весело и интересно. Я почти
не пил (принцип: береги нейроны!), нажимал в основном на холодец, индейку,
пирог с черемухой, блинчики с мясом (великое изобретение человечества!). А
в промежутках проигрывал гостям магнитофонные записи, их у меня великое
множество: от Лещенко и Шаляпина до поп-музыки и песен Высоцкого.
У каждого свой "пунктик", как говорит жена; у меня - принципы и
магнитофон, у жены - турпоходы. На этих двух основах возник наш
коллективный "пунктик" - записывать на пленку все, что происходит с нами в
походах: мое сопение и ворчание, ибо больше всего в жизни я не люблю
турпоходы, и блаженненький от счастья голос жены, ее бодряческие выкрики,
команды, ахи-охи, треск костра и пение птиц. И вот одна из этих пленок
подвернулась под руку. Я сразу понял, что это такое, и хотел снять, но
Ирина рысью кинулась к магнитофону и включила воспроизведение. "Вот, -
закричала она, - послушайте! Поет сама природа!" Конечно, ничего
особенного там не было: стук дятла, посвистывание птиц, разговоры с
бурятами, бурятские песни, похожие на раздумья вслух, ржание лошади. На
второй дорожке та же самая канитель: тягучие рассказы охотника, ночная
тишина и - в течение пятнадцати минут - странный мелодичный звук,
напоминавший гудение проводов, но более многозвучный и объемный. Попал он
к нам на пленку случайно - ночью, засыпая, мы забыли выключить магнитофон.
Еще там, в долине, за Икатским хребтом, где мы тогда стояли, эта запись
вызвала у меня жуткое ощущение: будто я сижу в клетке, а кто-то,
невидимый, дразнит меня, стараясь, чтобы я зарычал и заметался от ярости.
Еще тогда я хотел стереть ее ко всем чертям, но Ирина горячо
воспротивилась, сказав, что этот звук что-то пробуждает в ней - то ли
мысли, то ли чувства. Во мне же, кроме зубовной ломоты да этой странной
злости, он ничего не вызывал.
На гостей запись тоже произвела действие: они притихли, насупились,
перестали пить и есть и вскоре торопливо, один за другим, разошлись по
домам. Лишь мой добрый друг и сотрудник Янис Клаускис, командированный из
Риги, да подружка его, Зоя, медсестра из поликлиники, где работает Ирина,
задержались дольше других. Янис неподвижно сидел за столом, как манекен,
вытянув тонкую шею и заглядывая в блюдо со сладкими пирожками. Зоя в
прихожей, уже одетая, ждала своего кавалера, но Янис не замечал, что
остался один и что его ждут. Я потряс его за плечи - он вздрогнул, бледное
лицо перекосилось, словно он схватился за фазу двести двадцать вольт:
увидев меня, он отпрянул и вместе со стулом повалился навзничь. Я протянул
к нему руки, намереваясь помочь ему подняться, - он отпрыгнул еще дальше
и, вдруг опомнившись, глухо рассмеялся. Бледный и потный, он сел на тахту.
- Ты что, Янис? - прошептал я. - Что с тобой?
Он помахал расслабленной рукой и прижал палец к губам:
- Тс-с... Молчок, а то Зоя начнет лечить. - Он хихикнул и поманил меня:
- Послушай, Витя, где ты записал это?
Большие серые глаза его прыгали с предмета на предмет и не могли
остановиться. Я протянул ему пирожок с повидлом и взял себе, потому что у
меня принцип: разволновался - чего-нибудь съешь. Я съел пять пирожков,
пока Янис мусолил один. Я думал, что он забыл про звук, но Янис, проглотив
последний кусочек, снова спросил:
- Послушай, Витя, где ты записал этот звук?
Звук был записан на стоянке в высокогорной долине северных отрогов
Икатского хребта, тянущегося вдоль восточного побережья Байкала. Ирина,
сразу загоревшаяся идеей новых турпоходов, принесла нашу исчерканную
десятикилометровку, я показал примерно место, где мы тогда стояли. Янис
долго всматривался в густо-коричневые пятнышки, из которых слагался
хребет, в синие извилистые линии рек и светлые полоски долин. Мне
казалось, что он уснул и спит себе с открытыми глазами, а мы, как чудаки,
стоим вокруг и, стараясь перекричать друг друга, доказываем на все лады,
как там было плохо (это я) и как там было великолепно (Ирина). Но вот он
отложил карту и сказал, кивнув на магнитофон:
- Заверните, возьму до завтра.
...Краткий отрывок книги для ознакомления...
|