Джеймс БЛИШ
СТИЛЬ ПРЕДАТЕЛЬСТВА
1
"Карас", хрупкий транспространственный корабль - на самом деле всего
лишь паром, только удостоившийся названия - подрагивая, вышел из
межпространства в систему Флос-Кампи с опозданием на сутки, окутанный
радужным шаром, и увлекая за собой два ярких следа псевдофотонов, будто
мотылек, который не может освободиться от кокона. Корабельный календарь
указывал, что сегодня 23 ийоня 5914 года, ошибаясь, по-меньшей мере, лет
на десять; однако, никто, кроме знатока в этом стиле датировки, не мог бы
назвать точной даты; "Карас" прибыл на день позже срока, а на _к_а_к_о_й
и_м_е_н_н_о_ день - в лучшем случае, местная условность.
В салоне, Саймон де Кюль вздохнул и вновь разложил карты. До
Бодейсии, четвертой, самой большой, планеты системы Флос-Кампи и нынешнего
порта назначения Саймона, оставалась еще неделя в ур-пространстве, а он
уже устал. На то были причины. Его попутчики оказались невообразимо скучны
- поскольку абсолютно незнакомы - за исключением типа, который провел весь
рейс в своей каюте, опечатанной дипломатической печатью с изображением
паука; и Саймон подозревал, что они утомили бы его, даже если бы ему не
пришлось представиться разочарованным мистиком из созвездия Стрельца,
озлобленным на себя за былую веру в то, что Тайна, лежащая (или не
лежащая) в центре галактики, однажды выплывет и приведет в порядок
остальную вселенную, а следовательно, настолько непредсказуемым в своем
настроении, что с ним не стоило и пытаться быть учтивым. Предположительно,
даже возможно, и некоторые другие пассажиры пытались быть столь же
неприветливы к незнакомцам, как Саймон, но эта вероятность не сделала их
более занимательными.
Но конечно, ничего из всего этого - ни корабль, ни опоздание, ни
пассажиры, ни его поза - не было даже косвенной причиной его усталости. В
эти дни предательства, вежливости, легких путешествий и бесконечно
неослабевающих физических сил каждый чувствовал усталость, самую чуточку,
но постоянно. Вскоре стало трудно вспомнить, кого каждый человек должен
изображать - а уж вспомнить, кем он был на самом деле, практически
невозможно. Даже Крещеные, которые подверглись стиранию памяти, а затем
восстановлению воспоминаний только последнего столетия - этих людей
опытный глаз мог определить - мучились в недоумении, как будто еще пытаясь
отыскать в недвижных водах свое "я", от которого не осталось даже следа.
Невозможно было утаить значительное количество самоубийств среди Крещеных,
и Саймон не считал, что причина (как настаивали теоретики и проповедники)
связана с каким-то мелким несовершенством метода, которое со временем
будет преодолено.
...Краткий отрывок книги для ознакомления...
|