Ларри Нивен. - Четвертая профессия
Звонок зазвенел в среду около полудня.
Я сел в постели и... такого странного похмелья у меня еще не
случалось. Чувство равновесия отнюдь не пострадало. Голова не кружилась,
но в ней плясали какие-то бессвязные мыслишки, какие-то факты и фактики,
прекрасно мне известные, но они тем не менее отказывались выстроиться по
порядку. Словно я шел по канату и одновременно пытался распутать загадку в
стиле Агаты Кристи. Но ведь в действительности я не делал ни того, ни
другого! Я просто сидел в постели и моргал.
Потом я вспомнил "монаха" и его таблетки. Сколько их было, таблеток?
Снова прозвенел звонок.
Путь к двери дался мне нелегко. Люди по большей части не придают
значения голосу тела. Мое тело вопило вовсю, требовало испытать его -
сделать обратное сальто, например. Я не соглашался. Мои мышцы не годятся
для таких упражнений. Да и не помнилось мне, чтобы я принимал
акробатические таблетки.
За дверью стоял человек. Крупный, мускулистый, со светлыми волосами.
Он сунул в "глазок" незнакомый мне значок, сжав его в широкой короткопалой
ладони. Голубые глаза, смотрели прямо и честно, квадратное лицо
принадлежало, видимо, человеку порядочному, Лицо я узнал - вчера вечером
мой гость был в "Длинной ложке", сидел в одиночку за столиком в углу,
Тогда он казался замкнутым и угрюмым, как будто его девушку увел
какой-то паршивец. Само по себе выражение его лица служило достаточной
гарантией, что никто к нему не сунется. Я и запомнил-то его только потому,
что пил on изрядно, подстать своему угрюмому виду.
Сейчас же он был весь исполнен терпения. Беспредельного терпения, как
мертвец.
И у него был этот значок. Поэтому я впустил его.
- Уильям Моррис, - представился он. - Секретная служба. А вы - Эдвард
Харли Фрейзер, владелец бара "Длинная ложка"?
- Совладелец.
- Да, верно. Простите, что побеспокоил вас, мистер Фрейзер. Вы, я
вижу, живете по расписанию бармена.
Он смотрел на измятые трусы, в которых я встретил его на пороге.
- Садитесь, - ответил я, показывая рукой на стул. Стоя я не мог
думать ни о чем, кроме одного: как бы удержаться на ногах. Чувство
равновесия, мерещилось мне, начало жить своей собственной жизнью. Пятки
никак не хотели успокоиться и норовили оторваться от пола, чтобы вся
тяжесть тела пришлась на носки. Оно, тело, видите ли, желало стоять именно
так, и не иначе. Пришлось плюхнуться на край кровати, но чувствовал я себя
при этом так, будто исполнял упражнения на батуте. Осанка, грация,
отточенная непринужденность движений - тьфу ты, дьявол!..
- Что вам угодно, мистер Моррис? Насколько мне известно, секретная
служба существует для охраны президента...
Ответ его звучал заученно, как с пластинки:
- Наряду с выполнением других функций, как, например, борьба с
фальшивомонетчиками, мы действительно осуществляем охрану президента,
членов его семьи, а также президента вновь избранного, но еще не
вступившего в должность, и вице-президента в том случае, если они
обращаются с подобной просьбой. - Моррис перевел дыхание. - Когда-то в
наши функции входила и охрана высокопоставленных иностранных гостей.
До меня, наконец, дошло:
- Так вы по поводу "монаха"?
- Совершенно верно. - Моррис уставился на собственные руки. В придачу
к значку ему следовало бы приобрести профессиональную уверенность в себе,
но ее не было в помине. - Странное это дело, Фрейзер. Мы взялись за него
не только потому, что когда-то охраняли иностранных гостей, но еще и
потому, что никто больше не хотел за него браться.
- Стало быть, вчера вечером вы сидели в "Длинной ложке", охраняя
пришельца из Космоса?
- Вот именно.
- Где же вы были позавчера?
- Это когда он впервые у вас появился?
- Ага, - сказал я, припоминая. - В понедельник вечерком...
Он заявился в бар через час после открытия. Казалось, он скользил,
едва касаясь пола подолом своей сутаны. Можно было подумать, что он
катится на колесах. И вообще он был какой-то неправильный - чтобы окинуть
взглядом его целиком, приходилось чуть не выворачивать глаза наизнанку.
Одеяние "монахи" носят странное - собственно, ему они и обязаны своим
прозвищем. Капюшон спереди раскрыт, будто прячет в своей тени глаза,
раскрыта и сутана, но в ее складках ровным счетом ничего не видно. Тень
слишком густа. Когда он шел ко мне, сутана, по-моему, раздвинулась еще
шире. Но под ней, мне померещилось, и вовсе ничего не было.
В "Длинной ложке" вдруг воцарилась полная тишина. Посетители во все
глаза вытаращились на "монаха", - а тот взгромоздился на высокий табурет в
конце стойки и принялся заказывать.
...Краткий отрывок книги для ознакомления...
|